Idles. Пуританский панк
Что вы представляете, когда слышите выражение «музыка протеста»? Скорее всего, артистов, которые поют о проблемах в обществе, противопоставляют себя истеблишменту и получают за это по шапке. Они молодые бунтари, могут высказываться на запретные темы, а робкий слушатель ловит каждое их слово. Но как такая музыка появилась?
Наверное, музыке протеста лет столько же, сколько музыке, ну или протесту. Но широкое применение это понятие получило только в 60-е годы прошлого века. Главным экспортёром нового продукта были США, где к тому времени накопилось достаточно проблем, а значит, и материала для песен. Люди выступали против войны во Вьетнаме, расовой дискриминации, образа жизни своих родителей, you name it. Немного погодя подключились англичане, которые не могли похвастаться длинным перечнем проблем американцев, но зато составили последним серьёзную конкуренцию в плане звучания. Слушатели от этого только выиграли.
Не обошлось и без трудностей. Поначалу большие лейблы не выказывали должного интереса, СМИ выставляли музыкантов в дурном свете, а обеспокоенные родители распространяли моральную панику во всех направлениях. Не мудрено: песни о подростковом бунте, свободной любви и прочих непристойностях шли вразрез с господствующими ценностями пуританской Америки и чопорной Англии.
В итоге победили музыканты — в их распоряжении армия любознательных слушателей, туча специализированных лейблов и относительно невысокий порог вхождения на рынок. Но в каком состоянии музыка протеста сейчас? Она всё такая же бескомпромиссная или артистам пришлось чем-то поступиться?
Есть одна группа, которая не даёт мне покоя — Idles. На первый взгляд ребята обладают всеми атрибутами музыки протеста: грубый голос, резкие выражения, ненависть к власть имущим. Но есть в них что-то ещё: компромисс, конформизм? В этом тексте я бы хотел покопаться в творчестве группы Idles и поразмышлять о состоянии музыки протеста на сегодняшний день.
Панк или не панк, вот в чём вопрос
Современные исполнители создают педантичному критику массу проблем — их творчество не подходит ни под какие классификации. Если 50 лет назад ещё можно было с горем пополам определить жанр, то сегодня это будет пост/фьюжн/ривайвл в лучшем случае. Idles говорят, что играют постпанк. Критики же чаще причисляют их музыку к панк-року, но сами участники от этого ярлыка открещиваются. Их реакцию можно объяснить нежеланием ассоциироваться с панк-эстетикой (и этикой) или же отказом от классификации per se. Так кто же они?
Людям иногда не хватает взгляда со стороны. Независимый эксперт готов вынести вердикт: если выбирать между панком и постпанком, то Idles играют панк. Оставим в стороне различие в звучании — это вещь второстепенная. Важен настрой исполнителя. Панк-рассказчик занимает радикальную позицию: выражает гнев, призывает к действию, короче говоря, не теряет времени на раздумья. Исполнитель постпанка склонен к наблюдению и рефлексии. Не смотря на то, что оба выступают против истеблишмента и господствующих ценностей, первые ребята попроще, вторые — посложнее.
Песни Idles простые и прямолинейные. Ты всегда понимаешь, на чьей они стороне, а если быть точнее — против чего они выступают: сексизма, шовинизма, классизма и дальше по списку. В своих интервью Idles говорят, что они представляют обычных людей, которых игнорируют мейнстримные СМИ. В общем, понятно — мы за всё хорошее и против всего плохого. Но действительно ли Idles поют для простых людей?
Классовая структура в Англии
Сначала отделим простых людей от непростых. Так как Idles из Англии, это будет нетрудно — до бесклассового общества им ещё далеко. Высшие страты Англии состоят из богатых семей, потомственных аристократов и больших бизнес-воротил. Попасть в upper-class очень сложно. Средний класс — понятие более расплывчатое. К нему можно причислить как архитектора или дантиста, так и владельца небольшой фирмы или офисного работника. Поэтому средний класс часто разделяют на подклассы. К рабочему классу принадлежат люди, которые занимаются физическим трудом и работают не на себя. Вертикальную мобильность в основном можно наблюдать из третьего во второй класс или внутри второго.
Перед тем, как приступить к разбору творчества Idles, окинем взглядом их состав: молодые представители креативного класса, космополиты, в общем — яппи. Они вроде как за рыночек, но и за бесплатную медицину. Яппи поднялись по карьерной лестнице, поэтому они нередко стремятся подчеркнуть своё отличие от необразованных масс и декадентской аристократии. Стремление среднего класса выделиться продиктовано самим его существованием. В своей книге «О процессе цивилизации» немецкий социолог Норберт Элиас описывает трагедию буржуазии следующим образом:
…представители поднимающегося слоя развивают у себя «Сверх-Я» по образцу господствующего и колонизирующего их высшего слоя. Но кажущееся сформированным по модели высшего слоя «Сверх-Я» поднимающихся слоёв в действительности во многом отлично от такой модели. Оно является гораздо менее уравновешенным, но часто и значительно более сильным и жёстким. Его никогда не отпускает чудовищное напряжение, сопровождающее индивидуальный подъём; оно непрестанно ощущает угрозу и снизу, и сверху — индивидуальный подъём ведёт к тому, что индивид оказывается как бы под перекрёстным огнём, который ведётся со всех сторон. Полная ассимиляция на протяжении одного поколения удаётся вообще немногим.
Выходит, средний класс был вынужден воевать на два фронта. На фоне полудикого простого люда он выделялся дисциплиной и образованностью. Лицемерным придворным манерам — противопоставлял набожность и добродетель. Нужно ещё помнить о том, что буржуа были в основном пуританами, а значит, имели особое мнение насчёт трудовой этики, образования и контроля над аффектами. Получался этакий self-made man, который постоянно пёкся о своей репутации.
Idles и культурный капитал
Если посмотреть на Idles сквозь призму их «классового сознания», можно будет найти много чего интересного. Главное, всё время держать в голове два слова: «добродетель» и «образование». Ни для кого не секрет, что в последнее время индустрия развлечений, корпорации, СМИ и политики стали слишком обеспокоены вопросами морали. Как по команде, все приличные люди объявили крестовый поход против сексизма, расизма, лукизма и прочих грехов современности.
Когда Idles говорят, «таким, как мы, нет места в мейнстримных СМИ», я впадаю в недоумение. То есть песни о токсичной маскулинности (Samaritans), толерантности к мигрантам (Danny Nedelko) и критике консервативной партии (Well Done) — это не общепринятый нарратив? Это всё равно что в Советском Союзе журить спекулянтов и тунеядцев или в викторианской Англии поносить промискуитет, и говорить, что борешься с системой. Может, не зря Idles не считают себя панками? Разве панки могут разделять ценности истеблишмента? Об этом мы ещё поговорим.
У конформизма Idles есть название — virtue signalling (демонстрация добродетели). По завету английской буржуазии 17 века, которая боролась со сквернословием и непристойностями, новые пуритане показывают свою моральную чистоту, тем самым повышая свой статус. Как и раньше, хуже всех достаётся нижестоящим, чей образ жизни, поведение и речь менее связаны условностями.
У Idles длинный список песен про недалёких провинциалов, которые устраивают драки в барах, отпускают сексистские шуточки и голосуют за брексит. Например, в песне Great они поют:
Blighty wants his country back
Fifty-inch screen in his cul-de-sac
Wombic charm of the Union Jack
As he cries at the price of a bacon bap
Скучает блайти по стране
Гигантская плазма в его норе
В руке любимый Юнион Джек
Он плачет, ведь вырос бекон в цене
Здесь можно выделить несколько классовых маркеров, которые высмеивают Idles: патриотизм (ксенофобия), большие телевизоры (необразованность) и сытная еда (маскулинность). Осознанно или неосознанно, но в этой песне Idles показывают своё презрение к рабочему классу. Как и в 17 веке, средний класс дискредитирует образ жизни и мораль простого народа, навязывая ему свои ценности.
С первого взгляда может показаться, что Idles хейтят одних работяг. Но внутри среднего класса тоже идёт борьба за статус, не менее ожесточённая. Поднимающиеся буржуа больше всего на свете боятся, что их примут за какой-нибудь смежный подкласс. Потому-то они и следят за речью, привычками и вообще за тем, какое впечатление они производят на других. Этой суетливости не увидеть среди верхов и низов, чьё положение в обществе ни у кого не вызывает сомнений.
В своей книге «Различие» (La Distinction) французский социолог Пьер Бурдьё говорит о том, что принадлежность к классу можно определить по трём переменным: экономический капитал (собственность, доход, сбережения), культурный капитал (образование, вкус) и социальный капитал (происхождение, связи). Он предлагает систему координат, на которой схематически обозначены люди разных профессий и их интересы. Если помимо экономического капитала мы начинаем учитывать культурный, то перед нами открывается следующая картина: образование оказывает колоссальное влияние на сферу интересов, политические убеждения и престиж. Преподаватель в университете может иметь более низкий доход и не такой дорогой автомобиль, как, скажем, владелец небольшой сети секонд-хендов, но не смотря на это, будет смотреть на этого торгаша сверху вниз. Знание культуры компенсирует недостаток в средствах и повышает самооценку.
Этот культурный снобизм отчётливо слышно в песне Stendhal Syndrome, где Idles высмеивают невежду, который ничего не понимает в современном искусстве:
Did you see that painting what Rothko did?
Looks like it was painted by a two year old kid
Hot air
Hot air
Ignorance is bliss, yeah?
Well I’m not pleased
Because you spread your opinion like a wretched disease
(обыватель)
Видел картину, что рисовал Ротко?
Похоже на работу двухлетнего ребёнка
Херня
Херня
(эстет)
Незнание — это блаженство, да?
Не нахожу себе места
Ширят невежество, будто болезни
Абстрактное искусство элитарно. Чтобы понять, почему «каракули» имеют культурную ценность, нужно иметь увесистый багаж знаний. Всё в том же «Различии» Бурдьё пишет о том, что когда традиционное искусство стало общедоступным, оно потеряло былой престиж. Теперь эстету нужно было демонстрировать различие иначе: вместо приятного глазу пейзажа или портрета — геометрические фигуры, скрюченные тела или консервная банка с говном.
Здесь мы сталкиваемся с дихотомией, при помощи которой образованный человек отделяет себя от необразованного — разум и тело. Нам приятно смотреть на пейзаж, так же как и вдыхать аромат цветов или обнимать любимого человека — мы «даём волю чувствам» (зрению, обонянию, прикосновению). Эти удовольствия доступны и понятны всем. Напротив, наслаждение абстрактным искусством интеллектуально, а потому более возвышенно. Так что умение оценить культурный объект по достоинству — это показатель принадлежности к интеллектуальной элите, очередной способ отличить своих от чужих.
Если присмотреться, Idles постоянно подают сигналы, по которым можно распознать их место в иерархии. Они наряжаются в платья, целуются друг с другом, пьют шоколадное молоко — поведение, людям попроще совершенно непонятное. Даже их напыщенное самобичевание и чрезмерно бережное отношение к женщинам — признак духовной чистоты, высокой культуры, в общем, принадлежности к среднему классу, главному моральному авторитету современных западных стран.
Idles и истеблишмент
Мы рассмотрели, как Idles относятся к тем, кому недостаёт культурного капитала. Но что наши панки думают о сливках общества? Так как последних не упрекнуть в необразованности, группа выбирает другую стратегию: морального превосходства и осуждения. Idles обвиняют власть имущих в жадности, безразличии и лицемерии. В их песнях звучат привычные слоганы типа «каково это — обратить рабочий класс в пыль?» (Reigns), но есть вещи и поинтереснее. Например, в песне Mother есть строчка: «лучший способ напугать тори — выучиться и разбогатеть». Что это, как не манифест креативного класса, дорвавшегося до кампусов элитных университетов? Прочь с дороги, old money! Дальше действовать будем мы!
Обратите внимание, что агрятся Idles на конкретных господ. В их песнях и интервью можно услышать следующее: тори ограбили и разделили страну, государство должно выделять больше денег на образование и здравоохранение, а иммигрантов нужно встречать с распростёртыми объятиями. В общем, леволиберальная агитка, а если конкретнее — лейбористская. Почему же они так верны своей партии?
В протестном посыле Idles слышно влияние панка, постпанка и нью-вейва 80-х. Есть мнение, что в Англии эта музыка была реакцией на политику Маргарет Тэтчер, премьер-министра от Консервативной партии. Её любят изображать безжалостной женщиной, которая спустила с поводка всепожирающий капитализм, наплевав на людей. Насколько это верное утверждение — тема для другого разговора. Тем не менее, политика экономической либерализации несомненно усилила враждебные к тори настроения среди членов профсоюзов, госслужащих и креативного класса. Миллениалы Idles — их биологические и идеологические дети. Несмотря на то, что ребята так рьяно стремятся порвать с традициями, они сами являются частью традиции — «Рок против Тэтчеризма».
Когда-то подобные песни возмущали власть имущих. Сегодня для музыканта нет ничего более безопасного, чем самозабвенно поносить «скрепы», которые давно уже к статус-кво никакого отношения не имеют. Политкорректный протест — это верный вассал истеблишмента. Idles играют антипанк. Пуританский панк.
Пуританство 2.0
Что говорите? Призрак коммунизма шагает по Европе? А вот Англию никак не оставит в покое призрак пуританства, вернее его секуляризированная версия. Она принимает разные обличия: борьба за социальную справедливость, энвайронментализм, защита прав животных, language policing. Новые пуритане проповедуют прогрессивное евангелие, пользуются уважением прихожан и неплохо на этом зарабатывают.
Idles — это новые проповедники, этакие моральные предприниматели. Их работа — всердцах вещать со сцены о грехах современности, доставлять слушателю удовольствие от сладостного самобичевания и, конечно же, обещать правоверным спасение. Такой продукт находит покупателя по понятным причинам: молодым людям нужны нравственные ориентиры, им хочется быть на стороне добра. Добро ведь побеждает зло.
Религиозные секты не так плохи, какими их принято считать. Они могут предложить человеку поддержку, избавить от одиночества и наполнить его жизнь смыслом. Однако, главная цель любой секты — это расширение влияния. К этому стремились пуритане 17 века, этого же хотят их прогрессивные преемники. Деление на своих и чужих никуда не делось, оно перешло из религиозных войн в идеологические. Ересь называется теперь языком вражды, а охотятся не на ведьм, а на расистов.
Похоже, людям просто необходима та или иная форма религии. Они снова и снова переизобретают пророков и святых, подвиги и грехи, добро и зло. Как и любые другие фундаменталисты, новые пуритане не терпят конкурирующих этических систем, и в особенности своих предшественников. Всё, что в христианском мире считалось священным, сегодня подвергается резкой критике. Может, это и есть «созидательное разрушение»? Ну, как говорится, ломать — не строить.
